Полностью опустошив обоймы обоих пистолетов, я подвел итог. Попадания все точные, в основном в голову. Так и не успев ничего понять, все четверо трежиловских головорезов отправились к праотцам. Бросив бесполезные пистолеты, прислушался. Подозрительный шорох привлек мое внимание, и я резко развернулся.
Не знаю, как я не заметил этого бандита. Скорее всего он забился в какую-нибудь щель, когда я бежал, поливая из "Токаревых", тех четверых. А сейчас, видя, что я безоружен, выполз и направил на меня свою пушку. Он хотел что-то сказать. Может, обговорить условия моей капитуляции. Не знаю. Я не стал его слушать. Молниеносно выхватив сзади из-за пояса обрез, двойным выстрелом превратил в кровавую кашу живот трежи-ловского подручного. Он, сбитый выстрелом, отлетел и упал замертво.
Я прислушался. Все. Теперь точно все готовы. : Тишину внезапно нарушил голос Майи. Она подняла голову с края крыши мастерской и дрожащим голосом спросила:
– Ты не ранен, Леон? С тобой все в порядке?
– Все в порядке, милая Майечка. В этот раз мне опять, кажется, повезло, – ответил я и облегченно вздохнул, видя, что Майя цела и невредима.
Через пару минут мы уже бежали по заснеженной территории того самого заброшенного завода, откуда я уезжал в первый раз. Бежали со всех ног подальше от всего этого кошмара.
"Первым делом надо спрятаться. Залечь на дно. Если первая расправа с бандитами мне сошла с рук (слишком тогда все было таинственно и непонятно, убитые есть, а их трупов нет, как говорил покойничек Халявный, "нет тела – нет дела", то сейчас совсем наоборот. Трупы есть, и много. К тому же Трежилов куда-то исчез и вряд ли успокоится, пока не поймает меня вновь. Так что показываться на людях мне противопоказано. Как, впрочем, и Майе", – думал я, пока мы пробирались по сугробам заводской территории. Уже совсем стемнело, и мы с трудом отыскали щель в заборе, опоясывающем завод. Выбрались наружу, немного отдышались.
– Леон, постой минутку, – сказала Майя, едва мы оказались за забором на тротуаре. – Ты весь в крови. Сейчас я тебя немного отмою.
Майя принялась с силой тереть мокрым снегом засохшую кровь на моем лице. Она случайно задела рану на голове. Я дернулся, поморщившись.
– Больно?
– Немного.
Майя едва успела оттереть мое лицо, как мимо нас по дороге с воем проехало несколько пожарных машин. Через минуту за ними последовала милиция.
Я быстро нацепил на себя дедову шубу, и мы перебежали на другую сторону улицы. Заброшенный завод находился в парковой зоне, в окружении заснеженных сосен и елей. По краю этого паркового комплекса проходила широкая улица. Движение на улице оживленное. Невдалеке виднелась автобусная остановка.
Нам повезло: едва мы добежали до нее, подошел автобус. Не раздумывая, вскочили в него. Из салона хорошо виднелся разгорающийся пожар. Горел взорванный цех. Яркие языки пламени, выделялись в наступившей темноте. Немногочисленные пассажиры автобуса удивленно смотрели на полыхающее пламя.
Автобус оказался полупустым. К нам подошла кондуктор, и я стал торопливо рыться в карманах своей куртки в поисках мелочи. Вместе с мелочью я вытащил и визитку бородатого писателя. Заплатив за билеты, я негромко, чтобы никто посторонний не мог слышать, сказал Майе:
– Нам надо на время спрятаться. Возвращаться к тебе домой ни в коем случае нельзя.
– Да. Я думала об этом. Спрятаться надо. Не знаю только где. Если идти к знакомым, возникнут ненужные вопросы.
– Ты хорошо знаешь этого Володю, писателя? – Да, – обрадовалась Майя. – Это мысль! Володьку я знаю с детства. К нему можно. После развода он живет один, и, хоть без расспросов нам не обойтись, Володьке можно доверять. Он не выдаст. Это точно.
Что-то мне говорило: Майя права. Этому интеллигентному бородачу можно доверять. Впрочем, выбирать не приходилось.
– Тогда к нему. Кстати, он нас в гости приглашал, вот и зайдем.
Через полчаса мы уже звонили в дверь Володиной квартиры.
Весь внешний вид писателя наглядно иллюстрировал проскочившую у Майи фразу: "Завтра будет намного хуже". Сначала на наши звонки долгое время никто не отзывался. Мы, раздосадованные, уже собирались уйти, как дверь неожиданно распахнулась. Володя предстал перед нами с взъерошенной бородой, весь какой-то помятый, с заспанными глазами. Чувствовалось – праздник не прошел для него даром. Тем не менее он нам очень обрадовался. Писатель широким жестом пригласил, и мы вошли. Володя хотел пошутить, но, заметив наши измученные лица, мою рану и синяк на лице Майи, встревоженно спросил:
– Что-то случилось?
– Володя нам нужно какое-то время отсидеться. Не высовываться. Можно, мы у тебя побудем несколько дней? – спросила Майя своим нежным голоском.
– Конечно, конечно. Мой дом – ваш дом.
– Только ты о нас никому, даже Игорьку, ни слова. Договорились?
– Ты же меня. Майя, знаешь как облупленного. Мое слово – закон. Я уже забыл, что вы ко мне пришли. А теперь раздевайтесь. Будем пить чай.
Бодрящая порция чая сейчас нам бы не повредила, и мы с благодарностью взглянули на Володю. Он засуетился и, оставив нас в прихожей, побежал заваривать чай.
Квартира Володи представляла собой типичный образец холостяцкой квартиры. Точная копия моей. Тот же пыльный пол, тот же скудный интерьер, так же повсюду разбросана одежда.
Единственное отличие: моя квартирка на Роанин стрит имела две комнаты, Володина – три.
Мы устало расселись на обшарпанных креслах в гостиной. Спустя несколько минут примчался Володя, неся чай. Чашка чая действительно взбодрила меня, и я почувствовал себя намного лучше. Нестерпимо зудела кожа под одеждой от засохшей крови. В мастерской я одевался второпях, не глядя. Не до того было. "Хорошо бы сейчас принять душ, – мелькнула мысль, но я тут же ее отбросил, – это подождет. Сначала главное: надо объясниться с Майей, рассказать все Владимиру. Это мои единственные союзники, и мне придется им доверить свою историю".