Трежилов вновь закурил и, достав из кармана своего дорогого пальто сложенную газету, не торопясь, развернул ее и принялся вдумчиво читать. Его телохранители по-прежнему не сводили с меня глаз. Серега стал вполголоса рассказывать похабные анекдоты Турку, изредка бросая косые взгляды на Майю. Она замерла, боясь пошевелиться.
Двадцати минут, выигранных мною, было, конечно, мало. Мне нужно было минимум сорок, а еще лучше час. Час полного сосредоточения. Час подготовки по методике тайпи. Час на перестройку моей биоэнергетики для выполнения сверхзадачи, для раскрытия всех резервов организма. Двадцать минут – это крайне мало, но выбора у меня нет. Придется рискнуть. Получиться все равно должно. Единственное, возможно, что действие энергоплана тайпи будет не такое длительное. Но мне хватит. Мне хватит и нескольких минут, чтобы разделаться с этой сворой. Как я разделался тогда на Ирокзане со своей охраной. Правда, тогда у меня было гораздо больше времени на подготовку, но и охраны тоже было побольше. И все они были вооружены энергооружием.
Тогда на Ирокзане те из охраны тоже меня приковали. Прибили здоровыми гвоздями мои ладони и ступни прямо к стене в камере пыток. Тогда мне было, пожалуй, еще хуже. Они тогда очень разошлись, мои тюремщики. Еще бы! Я превратил в кашу детородные органы двух их коллег, так что тем оставалось только после этого поменять пол. Эти самые коллеги внезапно ночью ворвались в мою камеру, задавшись целью позабавиться, насытить свою извращенную похоть. Получить тысячу и одно удовольствие. И они ее насытили. Получили все удовольствия сполна. Так что на всю оставшуюся жизнь любой султан мог им смело доверить свой гарем. Огрев меня, сонного, дубинкой, они думали, что все: я готов, я в их власти, во власти их извращенных желаний. Но они просчитались. Не так-то просто уложить Леона Джаггера. Я так бил каждого из них ногами до тех пор, пока их плоть ниже пояса не превратилась в одно сплошное месиво. Лишь спустя несколько минут в мою камеру ворвались остальные охранники и едва меня не забили до смерти прикладами автоматов. А потом распяли на стене, вбив гвозди в ступни и ладони. Когда они спустя час устали бить меня, распятого, не способного ответить, потерявшего счет времени, теряющего сознание от полученных ударов, ушли отдыхать, и у меня было ровно два часа для того, чтобы настроить свой энергоплан. И я, несмотря на невыносимую боль, справился с этим. А когда мои мучители вернулись, они испытали силу бойца тайпи в полной мере, приняв мучительную смерть. В тот день я и бежал из крепости Форт-Рез, перебив многочисленную охрану. А спустя несколько суток, отлежавшись и залечив раны, покинул и Ирокзан.
Да, тогда у меня для подготовки было больше времени. Теперь на это рассчитывать не приходилось. Приходилось довольствоваться гораздо меньшим. Но это не страшно. Мне хватит и меньшего. Лишь бы никто не отвлек меня от концентрации оранжевых т-полей, не перебил медитацию седьмого астрального тела, не разрушил квазиобраз моего биополя. Если этого не произойдет и я смогу спокойно обработать свое энергополе, смогу спокойно сконцентрироваться – держитесь, мои враги. Тогда я бы не хотел очутиться на их месте. И вряд ли кто бы захотел.
Мне повезло. Все то время, пока Витек "летал" на вокзал за сумкой-броней, меня никто не побеспокоил. Турок с Халявным негромко переговаривались в своем углу. Майя подавленно затихла.
Трежиловские телохранители молчали, словно, немые. Сам Сан Саныч, увлекшись чтением газеты, словно забыл обо мне, вспомнив лишь, когда вернулся Витек.
Противно заскрипела дверь, и в мастерскую ввалился запыхавшийся Витек. Он выполнил задание шефа, принес сумку. Как и положено, не заглянув внутрь. Довольный, угодливо заглянув в глаза Трежилову, поставил сумку перед ним. Тот встал и, подойдя к ближайшему верстаку, поставил туда сумку. Потом осторожно расстегнул "молнию" и, немного повозившись, вытащил, к общему удивлению, дедов тулуп. Запах навоза мгновенно распространился по мастерской. Все замерли, ошарашенные увиденным.
Я ждал именно этого момента. Момента, когда телохранители, пусть ненадолго, состред оточат свое внимание на содержимом сумки.
Резко и сильно дернув правой рукой, я вырвал крюк с цепью из стены. Выдернул с корнем. Цепь была длиной в два с лишним метра и легко достала одного из трежиловских боевиков. Крюк на конце молниеносно обмотался вокруг шеи телохранителя. Я резко дернул, и голова с хрустом отделилась от тела и, словно капустный кочан, улетела к дверям. Из обезглавленного тела хлынул поток крови, и оно грохнулось на пол. Практически одновременно с этим я дернул и левую руку. Второму телохранителю досталось больше. Он умирал гораздо мучительнее. Он успел выставить перед собой руки, когда цепь настигла его. Я рванул. Руки по локоть с неприятным хрустом оторвались. Леденящий душу вопль вырвался из уст трежиловского головореза. Разбрызгивая фонтаны крови, он сделал несколько неуверенных шагов и упал без чувств. А я тем временем, выдернув одним движением оба нижних крюка, бросился к Коляну. Тот успел вскинуть обрез. В закрытом помещении мастерской прогрохотал выстрел. И он бы меня пристрелил, нашпиговал бы мой живот картечью, этот Колян. Шансы у него были высокие, но тольк.о не сейчас. Не тогда, когда я находился в состоянии бойца тай-пи.
Еще когда Колян только начал нажимать на курок, я уже успел слегка уклониться, так что его выстрел меня нисколько не задел. Болтающиеся цепи, конечно же, ужасно мешали, но это меня не остановило.
Я предупреждал Коляна. Честно предупреждал. Он не поверил, за это и поплатился. Я разнес его голову, словно перезрелый арбуз, одним мощным ударом в прыжке. Мозги Коляна разлетелись в разные стороны от удара моей правой ноги. И еще до того как опустился на пол, я в воздухе одновременным взмахом обеих рук, словно плетьми, своими цепями достал Халявного с Турком. Не знаю, успели ли они что-нибудь понять. Что-нибудь осознать в последние мгновения перед смертью. Вряд ли. Турку ножка крюка пронзила грудную клетку, сердце, и он умер мгновенно. Серега с ножичком-выкидухой мучился дольше. Цепь его опоясала и, после того как я, встав на пол, резко дернул, разрезала туловище пополам. Он умирал, видя, как нижняя часть его туловища, его ноги еще шевелятся.